Достоверность документальных материалов из фондов Центрального архива Министерства обороны (ЦАМО) РФ о безвозвратных потерях личного состава РККА в годы Великой Отечественной войны

Наш очередной очерк мы решили посвятить анализу достоверности документальных материалов из фондов Центрального архива Министерства обороны РФ о безвозвратных потерях личного состава РККА в годы Великой Отечественной войны.

Как показывает опыт работы в читальном зале и картотеках этого архива, документальные материалы учета безвозвратных потерь рядового, сержантского (младшего начальствующего), политического и офицерского состава РККА не отличаются ни полнотой, ни достоверностью. А зачастую сведения о таких потерях отсутствуют вообще. Речь, прежде всего, идёт об именных списках безвозвратных потерь воинских частей и соединений РККА, книгах погребений эвакогоспиталей и других материалах 1941 – 1942 гг., из следующих фондов: 33 (опись 11458), 56 (опись 12220), 58 (описи 18001, 18003, 18004, 818884, 977520, 977521, 977522, A-64233, А-83627), р-9526 (опись 6) и т. д.

Такое положение вещей объясняется тем обстоятельством, что списки безвозвратных потерь (по форме № 2-а) этого периода Великой Отечественной войны в большинстве случаев составлялись на уровне штабов дивизий и с большим перерывом во времени между фактом массовой гибели военнослужащих или их пропажей без вести и включением их в такие списки. Фамилии, имена и отчества погибших и пропавших без вести в этих списках зачастую перепутаны, названия населённых пунктов из домашних адресов рядового и младшего начальствующего состава в них указаны неразборчиво, а иногда и с ошибками. Так, например, Александр мог быть записан Алексеем, деревня Змеевка указывалась как Змеевская или даже Змейка (или вовсе заменялась названием сельского совета) и т.д.

В особенности это характерно для так называемых ДНО, дивизий народного ополчения, формировавшихся в 1941 г. наскоро, из плохо обученных добровольцев, гражданских лиц, в т. ч. старших возрастов, представителей городской интеллигенции, в большинстве своём не имевших ровным счётом никакого представления о военной службе. 

К слову сказать, из таких вот списков, содержащих фактические ошибки, неверная информация о потерях РККА в годы Великой Отечественной войны перекочевала в широко известные областные Книги Памяти. Судя по всему, при составлении этих книг, издававшихся в начале – середине 1990-х гг., использовались и непроверенные сведения, предоставлявшиеся военными комиссариатами разного уровня. Так, младший политрук «образца» 1942 г. в связи со схожестью петлиц записан в одной из таких книг лейтенантом и т.д.

Неполнота таких материалов, прежде всего, связана с теми огромными потерями личного состава и материальной части, которые несла РККА на первом этапе Великой Отечественной войны. В связи с тяжелейшим положением, в котором находилась действующая армия, в списки безвозвратных потерь в это время попадали не все погибшие или пропавшие без вести военнослужащие. Путаница же в их именах и названиях населённых пунктов (домашних адресов) объясняется тем, что, за отсутствием каких-либо документальных подтверждений, имена и названия вносились в списки на основании показаний сослуживцев, которые мало знали или просто не успевали узнать своих погибших или пропавших без вести товарищей. Кроме того, основанием для внесения в списки безвозвратных потерь также могли быть письменные запросы от родственников военнослужащих, не имевших от них вестей в течение продолжительного времени.

Например, летние потери личного состава 204 стрелковой дивизии (64 Армия, впоследствии 78-я гвардейская дивизия), принимавшей участие в кровопролитных боях на Сталинградском направлении в конце июля – первой половине сентября 1942 г. (в частности, на железнодорожной станции Абганерово и в рабочем посёлке Бекетовка) оформлялись только в ноябре того же года. Учёт потерь личного состава дивизии происходил в условиях отсутствия учётных и отчётных материалов (приказов, различных ведомостей, алфавитных списков, солдатских и офицерских книжек и т. д.), утраченных в штабах воинских частей, оказавшихся на территории, занятой противником.

В начале своего существования, когда личный состав прибыл на театр военных действий (25 июля 1942 г., в Действующей армии с 28 июля 1942 г.), 204 стрелковая дивизия насчитывала 12126 человек. А к 15 сентября 1942 г. её личный состав сократился до 1512 человек (эта цифра зафиксирована в формуляре дивизии, составленном после войны). Разница очевидна – 10614 человек. Но Актом, подписанным 3 января 1943 г. командиром 204 стрелковой дивизии, его заместителем по политчасти, начальником штаба дивизии и рядом других уполномоченных лиц, были признаны безвозвратно потерянными не 10614, а 7860 человек личного состава этой дивизии, погибшего и пропавшего без вести в период с 28 июля по 10 сентября 1942 г. По всей видимости, только эту цифру командование смогло определить сразу после завершения тяжелейшей и кровопролитнейшей Сталинградской битвы.

В упомянутом Акте особо указывалось, сведения, необходимые для составления списков безвозвратных потерь (предоставляемых в Центральное бюро по персональному учету потерь личного состава Действующей армии), были получены путём опроса командиров и красноармейцев из старого состава дивизии, а также на основании писем родных и разного рода ведомостей на выбывший состав. И удалось такие сведения получить лишь на 4553 человека (из 7860!!!). То есть почти половина из признанных безвозвратно выбывшими бойцов была установлена на основании не документов, а свидетельских показаний. Тем же актом была официально признана невозможность установления «ни какими (так в тексте!) способами» судеб 3307 человек рядового и младшего начальствующего состава этой дивизии.

И при таком «приблизительном» подсчёте потерь, подчеркнём, 4266 человек из числа выбывших из 204 стрелковой дивизии в период с 28 июля по 15 сентября 1942 г. ВООБЩЕ «остались за кадром» и в списки потерь внесены не были. Напомним, что в дивизии изначально было 12126 человек, выбыло согласно спискам 10614, а командование дивизии признало выбывшими 7860 человек от её прежнего личного состава.

В заключение приведем в качестве примера несколько частных случаев «нестыковок» между фактической стороной дела и теми сведениями, которые наличествуют в списках безвозвратных потерь РККА.

Так, рядовой С. из Тамбовской области, согласно спискам, предоставленным Управлением 266 стрелковой дивизии, считается пропавшим без вести 16 октября 1941 г. При этом в том же ЦАМО хранится трофейная Zuzangskarte (карта учёта военнопленного), свидетельствующая о его пленении 8 октября 1941 г. и гибели 28 февраля 1945 г. в шталаге 345 (шталаг – концентрационный лагерь, от сокр. нем. Stammlager, полное название Mannschaftsstamm und Straflager).

Красноармеец Д., уроженец Курской области, по сведениям ЦАМО проходит как пропавший без вести в бою 17 мая 1942 г. у деревни Леушино Старорусского района (в то время Ленинградской области). А согласно материалам фильтрации, находящимся на хранении в архиве УФСБ Курской области, в том бою он был взят в плен и в дальнейшем «содержался в лагерях военнопленных в г. Добиндорг, Гранау, Бременбург, работал на разных работах» и был освобождён советскими войсками 24 апреля 1945 г.

Другой уроженец Тамбовской области, красноармеец С-в, по данным штаба 159 стрелковой дивизии, был убит 15 февраля 1944 г. в районе Витебска. В действительности же этот человек был тяжело изувечен осколком снаряда в одном из боёв под г. Вязьма Смоленской области, и в период с 11 августа 1943 г. по 1 июля 1944 г. находился на излечении в госпитале, после чего был комиссован из армии с присвоением ему инвалидности I-й группы. И таким примерам несть числа. Кстати, дело С-ва кончилось представлением его к Ордену Отечественной войны I-й степени.

Вывод же из всего вышесказанного более чем очевиден. Установление судеб военнослужащих РККА, погибших и пропавших без вести в годы Великой Отечественной войны, может быть чрезвычайно затруднено в связи с тем, что в целом ряде случаев учётные документы были утрачены во время войны, списки безвозвратных потерь неполные или в них наличествуют ошибки по вышеуказанным причинам.